(МОЯ ИСПОВЕДЬ О ШИЗОФРЕНИИ).

В течение тринадцати лет я страдаю шизофренией, не только хронической, но и наиболее загадочной болезнью нашего времени. Сейчас, когда она неизлечима, существуют медикаменты, которые применяют в медицинской практике. Нейролептические средства, открытые в 1950-е, помогают сдерживать проявления некоторых симптомов и облегчать боль. Но только частично. И все же многие люди, страдающие шизофренией, благодаря такому лечению ведут сравнительно стабильный образ жизни. Я — одна из них.

К тому же, в отличие от других болезней, о которых ты можешь рассказать другу и получить моральную поддержку, эту болезнь ты вынужден скрывать, как личный позор. Больной шизофренией скорее выдумает диагноз (даже самый страшный), чем сознается в своей болезни. Это трагедия — страдать от болезни, связанной со многими сложностями — и одновременно быть вынужденным таиться из-за позорного клейма.

Но и общество не виновато в том, что воспринимает болезнь именно так. В прошлом фильмы и публикации изображали шизофреника как невменяемого убийцу, бегающего с топором в маниакальном возбуждении. Поэтому шизофрения была своеобразным ярлыком, который навешивали на многих, отличавшихся несдержанным или просто необычным поведением.

Сейчас исследователи установили, что при наличии химического дисбаланса допамина в мозге возникают нарушения деятельности рецепторов, которые оказывают негативное воздействие на мозг. Как следствие возникают галлюцинации, мании и окончательная потеря связи с реальностью.

Ученые сейчас работают над выявлением генного нарушения, что уже в ближайшие годы даст новую информацию о шизофрении.

Как и многие другие болезни, шизофрения имеет разные степени тяжести. Одни люди болеют тяжело, с изменением личности. Другие могут чувствовать себя хорошо в течение длительного времени с периодическими рецидивами. Страдая от болезни на протяжении многих лет, я только в последние годы стала признавать ее и бороться с ней. Я провела много лет в больнице и вне ее. Я отказывалась от лекарств, да и от самого диагноза и отталкивала людей, желавших мне помочь.

Вопреки существующим представлениям душевнобольные люди всегда замыкаются в себе, они полны тревоги и страха. Если их постоянно избегают, они уподобляются моллюскам, прячущимся за створками своей раковины.

Мне посчастливилось иметь прекрасную систему поддержки. Она может существенно изменить жизнь страдающих. Но так было не всегда. Я помню времена, особенно на ранних стадиях болезни, когда я была очень одинока, напугана, и меня никто не понимал. Я считала, что никто не сможет любить и принимать меня.

Первым шагом к выздоровлению является признание того, что вы больны. Оно никогда не бывает легким. Вы осознаете, что бывают моменты, когда вы становитесь «сумасшедшим», «не в себе», «душевнобольным». Большинство людей с шизофренией или любой иной формой психического заболевания не хотят признаваться в этом себе, а следовательно, и никому другому. Термин «шизофрения» пугает своим вторым смыслом. В прошлые годы этот диагноз был ярлыком, который навешивали на многих, ведущих себя ненормально или непривычно и, к сожалению, его начали отождествлять с буйным или преступным поведением. Часто им определяли группу рас​стройств, которые нельзя было охарактеризовать точнее. Слово «шиз» значит «расщепление». Расщепление указывает на переход от фантазий к действительности, а не на существование отдельных личностей. Паранойя идет рядом с шизофренией, и это, конечно, еще сильнее осложняет болезнь. И кто захочет это признать? Я не признавала, уверяю вас.

Большинство из нас выросло с верой, что мы способны контролировать наши мысли, чувства, поведение. Мы верим, что можем изменить ход наших мыслей, развеселить себя, или кто-то может поднять нам настроение, когда мы опечалены или огорчены. Но эта болезнь лишает нас самоконтроля. Вы

отчаянно стремитесь к нему, но иногда это невозможно. Каждый день — борьба.

Когда я, наконец, признала, что у меня шизофрения, это открытие овладело мной. Я известила о нем мир так, как будто каждый должен был открыто сочувствовать мне. Я не смогла бы быть более красноречивой, даже если бы несла плакат. Полагаю, опека больницы, врачей и друзей сделала меня слишком доверчивой. Я даже сообщила об этом комиссии, которая принимала меня на работу, невыразимое удивление отразилось на лицах этих сдержанных людей. Выслушав путаные объяснения, почему я им не подхожу, я получила первый урок. Людям требуется время, чтобы усвоить такую информацию.

Люди не виноваты в своих ложных представлениях и страхах. Шизофрения была ярлыком, которым годами злоупотребляли, так же неправильно его использовали и в быту. Тенденция ассоциировать насилие с сумасшествием не способствует формированию понимания этой болезни обществом. Я видела фильмы, читала литературу, которые утверждают элемент насилия. И это очень вредно. Вполне естественно, что люди боятся. Но сейчас доступна информация, которая ставит под сомнение связь распространения насилия с шизофренией. Просвещение людей очень поможет в лечении больных.

В течение нескольких лет я могла работать в интервалах между рецидивами. Но пришло время, когда я была уже неспособна справляться с работой — любой работой. В течение двух лет я лишилась восьми мест заработка и оказалась в ситуации, при которой должна была получать инвалидную пенсию. Хотя лекарства сдерживают психоз, существуют еще и другие симптомы (депрессия, смена настроения, чувство тревоги и паранойя), которые я также признала. Мне пришлось осознать ограниченность моих возможностей. Полагаю, мне хотелось быть «супершизофреником», но пришло время замедлить темп.

У моего доктора была своя теория, согласно которой мы вполне можем

избежать рецидивов за счет ослабления вредных влияний и стрессов, тщательно контролируя прием лекарств и постоянно консультируясь с врачом. Когда я отбивалась от рук и становилась слишком самоуверенной, он часто останавливал меня, тем самым предупреждая появление значительных проблем. Прежде я боялась этих визитов, теперь жду их. Я больше не чувствую себя больной. Я просто человек.

Медикаментозная терапия вызывает сегодня серьезные дискуссии из-за своих побочных эффектов. Но существуют другие болезни, лечение которых требует применения медикаментов с более тяжелыми сопутствующими эффектами, чем те, которые причиняют душевнобольным нейролептики. Пока идут поиски чего-то лучшего, мы должны пользоваться ими. И они помогают. Однажды, я уверена, появится лучшее средство. Возможно, лекарство.

Если бы вы могли заглянуть в мозг сумасшедшего, вы увидели бы там сплошной сумбур. Люди, больные шизофренией, иногда могут производить впечатление вообще не мыслящих. Так обычно кажется людям равнодушным. Однако это впечатление небезосновательно. Образы и мысли стремительно проносятся в голове, подобно ускоренному кино. Это невероятно мешает сосредоточиться. Если такой человек находится в состоянии психоза, ему приходится испытывать не только путаницу мыслей, но и слуховые и зрительные галлюцинации. Тут хватает хлопот. Нейролепти​ческие препараты помогают замедлить эти процессы, принося необходимый покой.

Но есть надежда. Надежда есть всегда. Моя история имеет счастливый конец. Мне посчастливилось получить наилучшее в мире лекарство: любовь. Я встретила человека, наиболее сильного и решительного из всех, кого я знала. Он принимал неприемлемое, понимал невероятное и любил недостижимое. И он стал моим мужем.

Ольга.